Пир среди мертвых, глава III
Северия Квазитто, знаменитая путешественница
Первое блюдо состояло из трех виквитовых лепешек, какие едят священнослужители округа Храма в Вивеке. Все три подавались с разными добавками: взбитый ганаш из гуарьего молока для Милосердной Матери, веточка горьколистника для Воина-Поэта и смахивающее на сало масло, которое, как мне сказали, символизировало смазку для механизмов Отца Таинств.
Когда у нас разыгрался аппетит, было подано второе блюдо — маленькие клецки в кислом соусе. Клецки были приготовлены из специально отобранных, самых сладких пепельных бататов, которые сначала запекли, а потом очистили от кожуры и превратили в пюре. Перебродивший соленый рис, который, как мне сказали, выращивают на плантациях в окрестностях Тира, перемалывают в муку, затем смешивают с пюре из пепельного батата и отваривают в соусе. Сладкие клецки и кислый соус могли бы стать восхитительным десертом, но выступили в нехарактерной роли в качестве второго блюда.
Третьей переменой был салат. По-моему, на каждую тарелку была насыпана горка фенхеля. На меня это не произвело особого впечатления, но оказалось, что я поторопилась с выводами. Вскоре один из моих хозяев полил невзрачную тарелку с овощами довольно пикантным соусом. Похоже, соус состоял в основном из отвара на масляной основе, поскольку в порциях с самого дна кувшина содержались маленькие кусочки хитина, напоминавшие… вшей. Я с надеждой поинтересовалась, не являются ли эти кусочки засохшими остатками острого перца — я видела на Кибиадесе масляные соусы на основе острого перца, и эта идея показалась мне гораздо более аппетитной, чем первая. Вопрос мой остался без ответа.
Четвертое, пятое и шестое блюда были поданы одновременно, в честь Трибунала — по одному блюду в честь каждого из живых богов. Ни одно из них не имело преимущества перед другими, и места в желудке, как мне сказали, они занимают одинаково. Каждое из них было великолепно по-своему.
Первым блюдом, которое я попробовала, были приготовленные на пару квама-скрибы. Каждый гость получил по одному скрибу; благодаря какой-то странной кулинарной алхимии твердые панцири этих существ стали мягкими, как желе. Мне сказали, что секрет заключается в бланшировании этих существ в растворах, полученных из элювия Красной горы. Мои хозяева не замедлили сообщить, что для того, чтобы получить такой нежный панцирь, каждого скриба пришлось бланшировать не меньше десятка раз. Меня также заверили, что для скрибов эта процедура мучительна. Хотя последняя подробность меня огорчила, она, по-видимому, делает вкус мяса намного слаще.
Затем настала очередь сладкого мяса кагути. Я, вероятно, неправильно привожу здесь название блюда, потому что не смогла разобрать его, хотя мне называли его несколько раз. Скажу лишь, что, как и в случае со сладким мясом такого существа, как овца, нам подали несколько различных желез кагути. Каждой части приписывалась добродетель в духе Воина-Поэта. Их я тоже не могу как следует вспомнить, но это скорее из-за моего презрения к тщеславному живому богу данмеров, чем из-за особой сложности языка темных эльфов.
Последнее блюдо показалось мне скорее своего рода представлением. Свежеубитых угрей разделали на филе и подали нам вместе с мисочками, наполненными карамельного цвета рассолом из перебродившего болотного тростника. Я наблюдала, как мои хозяева осторожно макали пальцы в этот рассол и окропляли угрей. Как же корчились эти существа! Они бились и извивались, как будто все еще были живыми (хотя голов у них не было, что уверяло меня в обратном). Неестественные движения существ вскоре прекратились, поскольку, что самое любопытное, их плоть отвердела от рассола. Как это все должно было выказать почтение Сота Силу, я так и не поняла. Вероятно, какая-то специфика местной культуры.
A Feast Among the Dead, Chapter III
By Severia Quasitto, renowned traveler.
The first course of the meal consisted of a trio of wickwheat crackers, as eaten by the clergy of the Temple Canton in Vivec City. Each cracker received its own topping: a whipped guar-milk ganache for the Mother of Mercy, a spear of bittergrass for the Warrior-Poet, and a lard-like oil that, I am told, symbolized the machinery lubricant of the Father of Mysteries.
Our appetites having been whetted, the second course featured small dumplings in a sour gravy. The dumplings were made of ash-yams, each selected for their sweetness, that had been roasted, peeled, and pureed. Fermented saltrice, which I am told are grown in the lands surrounding Tear, was then ground into a flour which was mixed with the ash yam puree and boiled in the gravy. The sweet dumpling and sour sauce make for a delicious dessert, but an altogether unorthodox second course.
The third course was salad. Fennel, I believe, was piled onto each plate. I was rather unimpressed, but I was proven to be too impatient—one of my hosts soon ladled a quite piquant sauce over the sorry plate of vegetables. The sauce seemed to be primarily an oil-based decoction, for the servings that came from the bottom of the jug contained several small, chitinous bits that resembled lice. I asked, altogether too hopefully, if the bits were the withered remains of hot pepper—I had seen oils prepared from hot pepper on Cybiades and found the idea much more appetizing than the alternative. My question went unanswered.
The fourth, fifth and sixth courses were brought out simultaneously, in honor of the Tribunal—one course to honor each of the Living Gods, and none to take precedence (nor, I am told, gut-space) from the others. They were each magnificent in their own way.
The first dish I sampled came from a platter of steamed kwama scrib. Each guest received their own and, by some strange culinary alchemy, the hard shells of these creatures had been rendered as soft as jelly. I am told that the secret to this preparation involves blanching the creatures in solutions derived from the eluvium of Red Mountain. My hosts were quick to note that they had blanched each scrib over a dozen times in the solution to achieve such a tender carapace. I was also assured the procedure makes for an excruciating ordeal for the scribs. While I found that detail distressing, it apparently makes the meat much sweeter.
The second dish featured a number of kagouti sweetbreads. This is something of a misappellation on my part, for I couldn't make out the name of the dish even though it had been mentioned to me several times. Suffice it to say that, as with the sweetbreads of a creature such as a sheep, we were presented with several different glands of a kagouti. To each was ascribed a virtue in the manner of the Warrior-Poet. These, too, I cannot recollect adequately, but it was more due to my disdain for the Dunmer's vainglorious Living God than any complication of the Dark Elf language.
The final dish struck me as more performative than not. Eels, freshly killed, were filleted and set before us along with small basins of a caramel-colored brine that had been made from fermented marshmerrow. I watched my hosts as they carefully dipped their fingers into this brine and allowed drops to roll off their hands, falling upon the flesh of the eels. How the creatures contorted! They writhed and wriggled as though they were still very much alive (though the lack of heads assured me to the contrary). The creatures' unnatural movement soon subsided as, most curiously, the flesh of the eel became cured by the brine. How this honored Sotha Sil I didn't quite understand. Probably a cultural thing.
