36 уроков: проповедь 31
Вивек
Проповедь тридцать первая
В Ресдайнии прошло еще больше лет, и верховные жрецы двемеров были почти готовы объявить войну правителям Велота. Тогда Наставник стал мужем Айем и первым святым пути Триединства. Вивек устал от сражений со своими сыновьями и дочерьми и поэтому взял передышку от попыток их найти.
Наставник спросил у своей жены: «Где Вивек? Я все еще люблю его, хотя он становится все холоднее. Его причитания, если их можно так назвать, изменили облик всей страны. В последнее время его почти нигде в Велоте не встретишь. Народ темнеет из-за этого».
Айем сжалилась над своим обеспокоенным мужем и рассказала ему, что меч Триединства ушел сражаться с низшими чудовищами, которых потревожили двемеры, работая над своими латунными осадными машинами. Она взяла Наставника внутрь себя и показала, где был его повелитель.
АЛМСИВИ, или по крайней мере тот аспект, что решил стать Вивеком, сидел в зале литаний храма Ложных Мыслей, отдыхая после битвы с ограми Флейты-и-Трубы с Западного нагорья. Он снова что-то записывал в своем Часослове. Во-первых, ему пришлось надеть свое Водное Лицо. Так он мог отделить бронзу Старого храма от синевы Нового и писать с радостью. Во-вторых, он должен был взять еще одно перо с Большой луны, все больше делая ее мертвой. Так он мог писать правду о смертных. В-третьих, он вспомнил Гранатовый пир, где его заставили сочетаться браком с Молагом Балом, с мокрыми священными писаниями, чтобы укрепить свое подобие Мефале и писать черными руками. И он написал:
«В последний раз, когда я слышал его голос с малейшими признаками нетерпения, я научился контролировать себя и подчиняться воле других. После этого я осмелился взять на себя священный огонь и понял, что нет никакого равновесия с ЭТ'АДА. Они были лжецами, потерявшими корни, и самое большее, что я могу сделать, — это быть толкователем рационального. Но даже это не удовлетворяет потребности народа. Я сижу на троне милосердия и выношу суждение — состояние бодрствования и фазовый аспект врожденного побуждения. Только здесь я могу усомниться, в этой книге, написанной водой, расширенной, чтобы включить зло».
Затем Вивек взял чернила и залил ими только что написанное (для читателя из мирян). Вместо этого он написал:
«Найди меня в почерневшей бумаге, без брони, в последних декорациях. Истина подобна моему мужу: настроенному крушить, наполненному порядком и шумом, колотящему, увесистому, чья тяжесть схематична, а уроки усвоены лишь колотушкой. Пусть те, кто слышит меня, будут избиты, и пусть некоторые умрут в пепле от ударов. Пусть те, кто найдет его, поймут, что его убил свет и был он избит, как предательский дом, потому что если час золотой, то бессмертный Я — тайный код. Я соучастник Барабана Рока, избранный из всех живущих в срединном мире, чтобы носить эту корону, отражающую истину, и я искалеченный мессия».
Конец этих слов — АЛМСИВИ.
The 36 Lessons: Sermon 31
By Vivec
Sermon Thirty-One
Many more years passed in Resdaynia, and the high priests of the Dwemer were almost ready to make war on the rulers of Veloth. The Hortator had become the husband of Ayem during this time, and the first saint of the Triune way. Vivec had tired of fighting his sons and daughters, and so took a respite from trying to find them.
The Hortator said to his wife, "Where is Vivec, my teacher? I love him still, though he grows cold. His lamentations, if I may call them that, have changed the skin of the whole country. He is hardly to be found anywhere in Veloth of late. The people grow dark because of it."
And Ayem took mercy on her troubled husband and told him that the sword of the Triune had been fighting minor monsters stirred up by the Dwemer as they worked on their brass siege machines. She took the Hortator inside her and showed him where his master was.
ALMSIVI, or at least that aspect that chose to be Vivec, sat in the Litany Hall of the False Thinking Temple after his battle with the Flute-and-Pipe Ogres of the West Gash. He began writing, again, in his Book of Hours. He had to put on his Water Face first. That way he could separate the bronze of the Old Temple from the blue of the New and write with happiness. Second, he had to take another feather from the Big Moon, further rendering it dead. That way he could write about mortals with truth. Third, he recalled the Pomegranate Banquet, where he was forced to marry to Molag Bal with wet scriptures to cement his likeness as Mephala and write with black hands. He wrote:
The last time I heard his voice, showing the slightest sign of impatience, I learned to control myself and submit to the will of others. Afterwards, I dared to take on the sacred fire and realized there was no equilibrium with the ET'ADA. They were liars, lost roots, and the most I can do is to be an interpreter into the rational. Even that fails the needs of the people. I sit on the mercy seat and pass judgment, the waking state, and the phase aspect of the innate urge. Only here can I doubt, in this book, written in water, broadened to include evil.
Then Vivec threw his ink on this passage to cover it up (for the lay reader) and wrote instead:
Find me in the blackened paper, unarmored, in final scenery. Truth is like my husband: instructed to smash, filled with procedure and noise, hammering, weighty, heaviness made schematic, lessons learned only by a mace. Let those that hear me then be buffeted, and let some die in the ash from the striking. Let those that find him find him murdered by illumination, pummeled like a traitorous house, because, if an hour is golden, then immortal I am a secret code. I am the partaker of the Doom Drum, chosen of all those that dwell in the middle world to wear this crown, which reverberates with truth, and I am the mangling messiah.
The ending of the words is ALMSIVI.
