Шестнадцать аккордов безумия, том VI
История Хирсина
Неизменно гордый и уверенный в себе, Безумный Бог Обливиона, стоя как-то на пятый день Середины года среди бесплодных пиков Скайрима, решил предложить Хирсину пари. Бог-Охотник материализовался, ибо то был его день, и заинтриговала его самонадеянность Шеогората.
Несравненно противоречивый, Шеогорат держит в своем царстве хихикающих бездельников, пламенных творцов и жестоких убийц. Безумный Бог заключает бесполезные сделки и провоцирует бессмысленные кровопролития лишь для того, чтобы порадоваться чужому смущению, горю или ярости. Вот его подмостки, и на этой сцене он собрался помериться силами с Хирсином.
Притворно смутившись, хитрый князь предложил состязание — пусть каждый из них вырастит зверя, и через три года, час в час, на этом же месте их питомцы сойдутся в смертельной схватке. Не выразив никаких эмоций на своей устрашающей физиономии, Хирсин согласился. Оставив после себя лишь облачко поднявшихся снежинок, князья вернулись каждый в свое царство.
Самоуверенный, но знающий Шеогората как обманщика, Хирсин тайно взрастил жуткую тварь в своем скрытом царстве. Он призвал древнего даэдрота и пропитал его отвратительным проклятьем ликантропии. Черное, как смола, сердце, зазубренные челюсти… у этого невыразимого кошмара не было равных даже среди величайших охотников Хирсина.
Прошло три года, в назначенный день Хирсин вернулся на условленное место. Шеогорат уже поджидал его, сидя скрестив ноги на камушке, и тихо насвистывал. Князь Охоты ударил копьем оземь, вызывая свое сверхъестественное рычащее чудище. Сняв шляпу, спокойный, как всегда, Шеогорат встал и отступил в сторону, открыв взору крошечную пеструю птичку, устроившуюся на камне. Она сдержанно чирикнула, голос ее был чуть слышен в порыве ветра.
Стремительным рывком даэдрот прыгнул к камню, оставив от него лишь кучу осколков. Полагая себя победителем, монстр оскалил окровавленные челюсти в насмешливой ухмылке, и тогда очаровательная песенка усладила бодрящий воздух. Маленькая птичка легко поскакала по морде взбешенного даэдрота. Шеогорат со сдерживаемой улыбкой наблюдал, как крошечное существо вспрыгнуло на осколок камня, застрявший в чешуе огромного зверя, прямо меж его пугающих глаз. С яростным воем оборотень ослепил себя, пытаясь избавиться от помехи. Шли часы. Хирсин со стыдом видел, как самый совершенный его питомец методично уничтожает себя, пытаясь расправиться с птичкой, похоже, не обращающей на него никакого внимания и все поющей одиноким скалам свои грустные песенки.
Когда же чудище наконец пало, Хирсин в ярости спалил искалеченный труп и отступил в свое царство, сыпля ругательствами на забытых языках. Его проклятья все еще висят над теми вершинами, и никто из путешественников не задерживается в тех краях, опасаясь встретить там воплощение ужасного божества.
Шеогорат посадил крошечную певунью себе на плечо, повернулся, спустился с гор и направился навстречу теплым ветрам и ярким закатам Абесинского побережья, насвистывая в унисон с мельчайшим из воителей Тамриэля.
16 Accords of Madness, Vol. VI
Hircine's Tale
Ever proud and boastful, Oblivion's Mad Prince stood one fifth day of mid year among the frigid peaks of Skyrim, and beckoned forth Hircine for parley. The Huntsman God materialized, for this was his day, and the boldness of Sheogorath intrigued him.
Wry without equal, Sheogorath holds in his realm giggling loons, flamboyant auteurs, and craven mutilators. The Mad Prince will ply profitless bargains and promote senseless bloodshed for nothing more than the joy of another's confusion, tragedy, or rage. So it was that Sheogorath had set a stage on which to play himself as rival to Hircine.
Without haste, the coy Prince proffered his contest; each Prince was to groom a beast to meet at this place again, three years to the hour, and do fatal battle. Expressionless behind his fearsome countenance, Hircine agreed, and with naught but a dusting of snow in the drift, the Princes were gone to their realms.
Confident, but knowing Sheogorath for a trickster, Hircine secretly bred an abomination in his hidden realm. An ancient Daedroth he summoned, and imbued it with the foul curse of lycanthropy. Of pitch heart and jagged fang, the unspeakable horror had no peer, even among the great hunters of Hircine's sphere.
In the third year, on the given day, Hircine returned, where Sheogorath leaned, cross-legged on a stone, whistling with idle patience. The Prince of the Hunt struck his spear to the ground, bringing forth his unnatural, snarling behemoth. Doffing his cap, sly as ever, Sheogorath stood and stepped aside to reveal a tiny, colorful bird perched atop the stone. Demurely it chirped in the bristling gusts, scarcely audible.
In a twisted, springing heap, the Daedroth was upon the stone, leaving only rubble where the boulder had been. Thinking itself victorious, the monster's bloodied maw curled into a mock grin, when a subdued song drifted in the crisp air. The tiny bird lightly hopped along the snout of the furious Daedroth. Sheogorath looked on, quietly mirthful, as the diminutive creature picked at a bit of detritus caught in scales betwixt the fiery eyes of the larger beast. With howling fury, the were-thing blinded itself trying to pluck away the nuisance. And so it continued for hours, Hircine looking on in shame while his finest beast gradually destroyed itself in pursuit of the seemingly oblivious bird, all the while chirping a mournful tune to the lonesome range.
Livid, but beaten, Hircine burned the ragged corpse and withdrew to his realm, swearing in forgotten tongues. His curses still hang in those peaks, and no wayfarer tarries for fear of his wrathful aspect in those obscured heights.
Turning on his heel, Sheogorath beckoned the minuscule songbird to perch atop his shoulder, and strolled down the mountain, making for the warm breezes and vibrant sunsets of the Abecean coast, whistling in tune with the tiniest champion in Tamriel.
